Последнее желание

Я подняла глаза вверх и закричала. Крик родился где-то очень глубоко и с силой вырвался из меня, сметя всё перед собой. Мне в лицо ударил ледяной ветер, сбивая с ног, но вместе с криком из меня несётся чёрный ветер не меньшей силы. Я устояла. Не упала на колени, нет. Я опустилась на одно колено, чтобы тут же подняться.
- Не-е-е-ет!!!! - я кричала и кричала, колотя по ветру руками. Там, вверху передо мной стоит крест. А на нём привязано толстыми верёвками и прибито гвоздями тело Неркйли. Голова бессильно лежит на груди, лицо скрыто длинными серебряными волосами, из пробитых гвоздями ладоней больше не течёт кровь. Она давно остановилась, застыв чёрными ручейками. Он мертв.
Слов не осталось. Только боль. Слёзы бегут по щекам, тут же замерзая и солёными льдинками срываясь вниз, они царапают мне кожу в кровь. А я сквозь ничего уже не значащий ветер иду к кресту и опускаюсь под ним на колени. Затёкшая шея не желает подчиняться, но я медленно и упорно поднимаю голову вверх. Ветер рвёт мои волосы и причиняет жгучую боль пораненному лицу, но мне всё равно. Лицо онемело от холода, а на глазах намёрз лёд, но хоть и смутно, я всё же вижу. Потому что должна видеть. Я должна в последний раз взглянуть в эти синие глаза. Я должна убить в себе боль. И не важно, что если изгнать тьму, то от меня уже ничего не останется, потому что всё, что у меня теперь есть это тьма. И боль.
Лёд ранит глаза, и по моему лицу текут кровавые слёзы, но я смотрю. Смотрю в тёплые янтарные глаза, а они смотрят в никуда. Сквозь время и пространство. Они видят Вечность. Но это не глаза Неркйли. Нет. Вдруг понимаю, что это вовсе не он. От этого боль становится ещё сильней, словно чья-то жестокая рука прокручивает кинжал в ране, раздирая мне внутренности. Там на кресте распят Эверллин. Как я не поняла? Наверное, из-за льда на глазах. Волосы не серебряные, а седые. Он поседел от ужаса и боли. Утратившая золотое сияние кожа стала ослепительно-белой, и лишь глаза прежние. Но они уже никогда ничего не увидят.
Я поднялась на ноги, одолевая сопротивление ветра. Мне нужна лестница! Просто необходима! Ах, да что я говорю! Я же умею летать! Как я могла забыть об этом? Раскрываю крылья, их тут же начинает рвать ветер. Но он давно не властен надо мной. Не могу моргнуть из-за льда, намёрзшего на глазах, и приходится отдирать его руками, потому что я уже почти ничего не вижу. Чувствую, как во льду остаётся часть нижнего века и половина ресниц, но мне всё равно. Холод - хороший анестетик. Боли нет. Есть только горячая кровь, красной пеленой застилающая высокий крест с его жутким распятьем.
Два взмаха, и я уже наверху. Меня относит в сторону и приходится часто взмахивать крыльями для удержания положения. Пошёл снег. Он, смешиваясь с кровью, застывает жёсткой коркой на моём лице. Поднимаю руки, как сквозь воду, медленно и слишком плавно. Но вот я коснулась верёвки, связавшей его руку. Прежде чем отвязывать нужно вынуть гвоздь. Достаю кинжал из-за пояса. От холода онемели уже и руки. Кинжал выпадает и несётся на землю. Я его уже не найду. Что делать? Достаю из ножен меч, судорожно сжимая его рукоятку: научена горьким опытом. Тело замёрзло в камень. Дрожащими руками осторожно закладываю острие меча между рукой и поперечной перекладиной креста. До сих пор не могу избавиться от противного чувства, что могу неосторожным жестом причинить боль. Но он мёртв! Ему уже всё равно! Повредишь ли ты руку, снимешь ли его или вообще развернёшься и уйдёшь: ему будет всё равно! Он мёртв! Его больше нет! Нет!!!
С криком бью по торчащей рукоятке, и ладонь отстаёт от доски. Из неё торчит окровавленный гвоздь. Кровь давно свернулась и почернела, но меня ожгла боль. В том месте, где у него вбит гвоздь. Перекладываю меч в левую руку и в ужасе смотрю на свою ладонь, но ничего. У меня нет дырки в ней. Так. Спокойно. Ещё не хватало самовнушения! От такого и умереть можно. Перерезаю толстую верёвку и подхватываю освобождённую правую руку. Когда я проделываю то же с левой, боль вновь пронзает мою ладонь, вот только другой, - левой, - руки. Теперь я держу вес его окаменевшего тела. Тянусь вниз и самым кончиком клинка перерезаю верёвки, сдерживающие ноги. Хвала Аэте в них не забивали гвоздей. Подхватываю ужасно тяжёлое, застывшее тело. Такое ощущение, словно пытаешься тащить памятник. Крылья не держат, и приходится спуститься. Если ни о чём не думать и сосредоточиться на шагах, то идти легче. Шаг, другой. Снег вязнет под ногами. Тяжело сделать шаг. Ледяной воздух жжёт горло и ломит зубы при каждом вздохе. Сильный ветер дует в спину, стараясь швырнуть лицом в снег. Но я упорно продолжаю нести тело. Нужно лишь дойти. Тогда и отдохну.
- Стой! - чей-то голос окликает меня. Но я не могу отвлекаться ещё и на слух. Монотонно шагаю. Лишь бы не думать. Иначе я сойду с ума. Его седые волосы почти полностью закрывают дорогу. А я даже не могу их убрать: обе руки заняты. Да ещё и крылья обвились вокруг ледяного тела, удерживая его от падения.
- Стоять!! - окрик повторился. Стена отрешённости грозит рухнуть, но я упорно иду. Ничего не слышу. Ни-че-го!
Резким рывком меня бросают в снег, но я не отпускаю своей скорбной ноши, продолжая обнимать ледяное тело руками и крыльями. Надо мной склонился человек. Аэте, как же ты допустила, что я забыла об охране?! Я же собиралась их убить! И забыла… а теперь у меня нет сил ни на что. Безучастно смотрю, как меня отдирают от тела и возвращают его с ругательствами на крест. Но теперь больше не прибивают гвоздями, ограничившись верёвками. Моё обмякшее тело, онемевшее от ледяного ветра, обессиленное криком, тащат к другому кресту. На лице застывает горькая усмешка. Меня распнут, так же как и его. Ну, что ж. Это моя судьба. Мне уже всё равно. Пусть. Всё с той же усмешкой наблюдаю, как меня поднимают на крест и начинают привязывать, выкручивая руки. Лишь зрачки чуть расширились от боли, когда мои ладони пробили толстые гвозди. Для настоящей боли слишком холодно. Ну, вот и я стала живым пока что распятьем. Символично. Охрипшим от крика голосом начинаю напевать припев из песни Наутилус Пимпилиус: "Видишь, там, на горе..." Солдаты в суеверном ужасе смотрят на меня. Вдруг один из них с криком указывает на Эверллина.
- Он живой! Живой!! Они в ужасе бегут. А я резко поворачиваю голову к соседнему кресту. И встречаю взгляд тёплых янтарных глаз, полный муки и боли за меня. "Зачем?! … Зачем ты пришла?" А я смотрю на него, и злые слёзы отчаянья катятся по коросте льда и крови на моём лице, протаивая в ней дорожки. Он жив! Я могла его спасти!! Если бы я только вспомнила об охране, я бы спасла его!! Хочу закричать, но сил нет даже на это. Песенка отняла всю меня.
"Прости меня. Я люблю тебя". Смотрю в эти глаза, чувствуя, как наливаются пламенным холодом гвозди в моих ладонях. Всё тело ноет и постепенно утрачивает чувствительность. Я умираю. Застываю. И всё так же смотрю в глаза Эверллина. Огромные янтарные озёра света, полные боли. Моей и своей вины. Мы оба виноваты. Мы оба умираем.
Ветер утих и празднично-огромные хлопья снега закружились в по-новогоднему прекрасном танце. Сердце замирает, как когда-то в детстве перед праздником. Я рано перестала верить в чудеса. Но теперь сердце ожило. Словно в насмешку я чувствую детское счастье от падающих хлопьев снега и вижу отражение своих чувств в глазах распятого напротив. Тело застыло, и я, даже если захочу, не смогу изменить позы. Но я не хочу. Пусть вечностью станет этот взгляд. Пусть. Пусть лёд скует по-детски счастливое сердце, ждущее наступление нового года и исполнения желаний. Сейчас я мечтаю быстрее умереть, пока не поднялся ветер, пока я так счастлива…
Когда мои глаза потухли, снег всё так же плавно застилал землю. Из-за облаков выглянуло солнце, изливая широкие струи света на землю и на наши мёртвые тела. Снег засиял в первый день нового года. Когда люди ещё верят в исполнение желаний, моё желание нашло меня...

К содержанию